Диану, — влюбляемся, дружим, ругаемся, и какие-то темные не посмеют отнять это у нас!
Все смотрели на него и молчали. Он крутил головой, ища поддержку в глазах одноклассников. Когда Эван посмотрел на меня, я отвернулась. В его глазах была потребность в поддержке, а что я… Я испытывала какое-то неизвестное мне чувства: может страх, стыд или бесполезность, а может, все это вместе — но во мне точно не было ни одной капли оптимизма, что он так искал. Как только Эван решил сдаться и сесть, вверх поднялась зеленая чашка чая.
— За наступающий новый год.
За зеленой чашкой последовали и все остальные. Все чокались, будто бокалами, поздравляли друг друга, читали розданные открытки, благодарили друг друга, улыбались. Праздник мгновенно ворвался в души учеников, не смог он пройти фейсконтроль только в мою.
Весь вечер я наблюдала за Мисой и не могла поверить, что она виной всему этому шуму с Полукровкой. Когда наши взгляды встречались, я стыдливо отворачивалась. Мне было её жаль, хоть с ней ничего и не случилось. Маленькая девочка с короткими кудрявыми волосами, карими глазами и веснушками, такая грустная и задумчивая в новогодний вечер. Вряд ли кто-то ещё обратил на это внимание, ведь в гостиной сидело ещё человек семь с грустными лицами, не включая меня.
Когда все ушли в больничное крыло поздравить одноклассницу, в большой гостиной остались только я, Фред, Оливия и Оливер.
— Где ты была? — спросил Фред. Я сразу поняла, что он имеет в виду.
— В библиотеке, — соврала я. Оливия отвела от меня грустный взгляд. — Мне показалось, что я где-то читала про метки.
— Мила… — тихо позвала подруга.
Оливер сжал руки в кулаки, смотря в окно. Я смотрела на них, не понимая, почему они прячут от меня взгляды.
— Может, хватит врать?! — крикнул Фред. — Мы были в библиотеке, у мистера Логона, на аллее. Как ты можешь нам врать? Я думал, ты нам друг…
— Фред, — позвала Оливия, попытавшись ухватить его за руку. Он вскочил с дивана.
Мне было очень больно от этих слов, будто сердце сдавили в ладони. Мне хотелось кричать, хотелось во всем признаться. Я открыла рот, но не знала что сказать, бесцельно шевелила губами, наблюдая, как он ходит по комнате туда-сюда. Фред обернулся.
— Ты Полукровка! — обвинил он. Я жалко смотрелась в его черных зрачках, расширившихся от гнева.
— Нет, — мотала я головой. — Нет.
— Хватит! — крикнул он, ударив кулаком спинку кресла. Всё вокруг сотряслось.
Через секунду я уже была в коридоре по дороге в спальню, смахивала слезы с лица. Не в силах что-то сказать, я сбежала.
— Фред, но зачем так жестоко? — послышался усталый голос Оливии. — Может, у неё есть причины молчать.
— Я не думаю, что она Полукровка, я даже размышлять на эту тему не хочу, — сказал Оливер.
Раздались громкие шаги, и тяжелая входная дверь хлопнула.
— Оливер, почему он так? — прошептала дрожащим голосом Оливия.
Было до боли обидно. Меня знобило, хотя в комнате было тепло. Мне не хотелось верить в его слова, мне не хотелось верить, что мои друзья не доверяют мне, не хотелось верить, что я им вру. Я пыталась оправдать себя, хотя бы самой себе, но все попытки были тщетны. Все мои размышления выматывали, да и до этого мои силы были на грани, и, когда я решила рассказать друзьям всю правду, бессовестно заснула, укутавшись с головой в одеяло.
Мне снилась, что я стою на скале посреди бесконечного океана, вода темная, синяя, волны разбиваются об камень и пенятся. Сильный ветер. Скала, где я стояла, была узкой, и казалось, вот-вот я упаду и разобьюсь об камни. Я боялась шевельнуться, чтобы не упасть с обрыва. По щекам бежали слезы. Я зажмурила глаза, пытаясь избавиться от страха.
Я одна.
Боль, что я испытывала перед тем как заснуть, перебралась в сон, но эта боль была не обиды, а одиночества. Я столько раз оставалась одна, брошенная, но я уже не смогу выстроить стену безразличия, которая так преданно спасала меня раньше. Я не могу убежать от боли, убедить себя, что мне никто не нужен. Я избаловала себя, я нуждалась в Оливере, Оливии и даже в Фреде. Я верила, что он просто боится, и что стоит ему узнать правду, как он поймет, какие глупости говорил мне, будет извиняться, а я, конечно, прощу его.
Очередная большая волна сбила меня в грязную воду, я ударилась о камни, которых так боялась, шла кровь, но было не больно, я ушла с головой под воду, захлебывалась, тонула, жалко болтыхалась в мутной воде и… проснулась. Казалось, проспала всего минутку, но за окном уже было светло, только темные тени, разрывали утренние лучи солнца (видимо, со вчерашнего вечера ситуация за окном не изменилась). Оливия спала на соседней кровати, как и все, впрочем. Хотя я пока что ничего не рассказала, но меня уже мучила совесть. Она нуждалась в разговоре с Дашей, в её понимании и прощении, и я отправилась к ней.
«Может, ничего страшного, если Оливия, Оливер и Фред узнают о Мисе», — оправдывала я себя своей же совести, идя по коридору второго этажа. Такое странное ощущение, что всё изменилось. Я остановилась у непривычно яркого, золотого луча, нагло тянувшегося поперек комнаты. Что-то не так. Я подошла к окну, щурясь от ярких солнечных лучей.
Небо было превосходно чистое, цветом оно стремилось к снегу, мечтало быть таким же белоснежным. Солнце поднималось из-за леса, распуская повсюду свои лучи. Тишина.
«Купол», — щелкнуло у меня в голове. Его нет!
Я заметила трех человек в плащах, три черные точки на белом снеге. Они разошлись в разные стороны. Двое вошли в одну арку: один пошел во внутренней коридор, а второй — вдоль внешнего. Третий вошел в арку, которая находилась прямо подо мной. Я выглянула из окна, чтобы разузнать, куда повернет последний. С подоконника слетел снег, как только он приземлился на еле заметные следы на тропинке, маг вскинул голову вверх. Я прижалась к стене у окна, успев только увидеть светлые, седые волосы. Это была женщина. Я закрыла глаза и затаила дыхание, будто волшебница могла его услышать.
Хлопая рукой по штанам, я на ощупь нашла волшебную палочку, крепко сжала её и приготовилась бежать. Но стоило мне шагнуть вперед и открыть глаза, как они сами в ужасе, рот со свистом втянул воздух. Я отшатнулась и крепче прижалась спиной к стене.
Прямо передо мной было старое, морщинистое лицо с тонкими дрожащими губами и беззубым ртом, седые брови сливались с тусклой кожей. Я чувствовала взгляд, но зрачков в её глазах не было. Старуха казалась ужасным монстром. Она подняла слабый, костлявый палец к губам. «Ч-ч-ч-ш-ш», — протянула она.
Перед тем как я начала засыпать, словно от наркоза, и спускаться по холодной стене на пол, мне показалось, что глаза, пристально смотревшие на меня, блеснули. Старуха исчезла, будто её и не было.